Не так давно, в конце апреля 2018 года, в Вашингтоне произошла важная перестановка: Рекс Тиллерсон, узнавший о своём увольнении с поста госсекретаря через Twitter, уступил главный внешнеполитический пост Соединённых Штатов Майку Помпео, бывшему на тот момент руководителем Центрального разведывательного управления. Перестановка по своей манере была неожиданной – конечно, для конвенциональной логики американского госуправления, а не для Белого Дома имени Дональда Трампа, – однако при этом примечательной и даже показательной. Причём именно в том аспекте, который регулярно ускользает при обсуждениях американской политики в нашей стране и без которого адекватное понимание американского политического ландшафта, думается, попросту невозможно.

Для российских ультраконсерваторов Америка традиционно предстаёт силой мировой закулисы, норовящей расшатать устои мудрого, но доверчивого населения евразийского континента. Для консерваторов поумереннее США – страна тотальной и всепобеждающей леволиберальной толерантности со всеми ее страшилками. Отчасти оценку последних склонны воспроизводить и многие их коллеги по российской политике с либерального фланга – разумеется, с переменой знаков с минуса на плюс. Безусловно, все выше обозначенные позиции скорее являются упрощением, отчасти даже шаржем – более пытливых читателей, пожалуй, следует отослать к профессиональным социологам, которые смогли бы произвести грамотный замер общественного мнения в РФ на предмет восприятия нашими согражданами американской политической реальности. Тем не менее, в виде устойчивых клише эти позиции вполне живут независимой от доказательной социологии жизнью, и думается, что не будет излишне самонадеянно предположить, что таким же образом они периодически обретают реальных сторонников, стремящихся соответствовать тому или иному -изму. Так вот, если помыслить абстрактных держателей указанных выше мнений, то думается, все они были бы в равной степени удивлены, узнав, что следующая цитата принадлежит новому шефу американского внешнеполитического ведомства:

Думается, что ещё больше сторонники «популярных» позиций по Америке будут удивлены, узнав – и тут из «примечательного» назначение бывшего шефа ЦРУ на пост госсекретаря становится «показательным», – что Майк Помпео не является в этом отношении белой вороной в высших эшелонах американской власти: наряду с вице-президентом Майком Пенсом, министром образования Бетси Девос, министром юстиции Джеффом Сэшнсом, министром энергетики Риком Перри и многими другими высокопоставленными политическими деятелями США состоит в Клубе изучения Библии, действующем при Кабинете президента и собирающемся на регулярной основе.

Члены библейского клуба преимущественно обязаны своим высоким положением новому американскому президенту. А тот, в свою очередь, обязан своим постом не только рабочим, опасающимся Транстихоокеанского партнёрства, не только Wikileaks и Cambridge Analytica, но и небольшой, но влиятельной группе избирателей, имеющих достаточно чёткое понимание того, чем должна и чем не должна быть американская политика, и в большинстве своём решивших, что именно Трамп лучше всех справится с претворением этих чаяний в жизнь. Иными словами, Трамп обязан религиозным правым.

Казалось бы, ну, с кем не бывает: раздражение от глобализации, кризис миграции, «правый реванш» – маятник качнулся раз, маятник качнётся два, политические моды "склонны к измене и перемене". Но при ближайшем рассмотрении картина оказывается интереснее: дело в том, что библеисты из команды Трампа не являлись «белыми воронами» за историю Америки… пожалуй, никогда. Либо, если-таки наречь их «белыми воронами» по меркам такой условной и хлипкой конструкции, как «Запад», придётся констатировать, что Америка – пожалуй, самый большой заповедник белых ворон на всём пространстве от Аляски до Исландии. Белых ворон, а также «Бога и пушек», как пелось у Lynyrd Skynyrd: «God and guns keep us strong. That's what this country was founded on».

Разговор о феномене американских религиозных правых озадачит как условного «российского консерватора», так и условного «российского либерала». Первый с удивлением обнаружит, что в Америке есть не только «Сорос» и «Голливуд», но и миллионы, десятки миллионов людей, имеющих сходные с ним чаяния и надежды, страхи и опасения – возможно, даже касательно двух указанных выше слов; отныне полемические стрелы будут лететь со всё большей осторожностью – как бы не устроить дружественный огонь! Второй наверняка почувствует себя не только озадаченным, но и даже, возможно, преданным: на кого кивать и кого ставить в пример «врагам прогресса» в нашей стране, если сильнейшая демократия, возглавляющая «свободный мир», в значительной своей части населена людьми, разделяющими многие социальные взгляды его визави, а зачастую ими же и управляется. По касательной, возможно, заденет и некоторых российских политологов, которым Америка больше знакома через пришедшие от коллег из США теории рационального выбора и которым предстоит открыть для себя страну за пределами университетских кампусов, зачастую упрямую в своём нежелании просчитываться количественными методами. Конечно, с категорией «Christian Right», несмотря на всю её кажущуюся тривиальность, надо обращаться крайне осторожно: едва ли можно с хирургической точностью провести демаркацию, однозначно отделяющую феномен христианских правых от всего остального, присутствующего на правом фланге американской политики - или даже в американской политике вообще.

Всё это, естественно, вовсе не предполагает религиозного редукционизма американского политического опыта - нет нужды повторять, что вместе с религиозными энтузиастами на новые земли плыли и кладоискатели, и торговцы, и прочие дельцы. Однако повествование об «отцах-пилигримах», которые, как узнает каждый молодой американец на школьном уроке истории, пересекли океан в поисках благочестия и свободы, позволяет понять корни феномена, ставшего уникальной частью американского политического этоса – идеи «американской исключительности», выражаемой в вере в то, что у американского государственного предприятия есть некоторое особое предназначение. Если очень коротко, главным образом это предназначение – свидетельствовать миру о том, что ещё одни отцы (имеющие полулегендарный статус отцы-основатели американского государства) выразили в следующих словах Декларации независимости: «Мы исходим из той самоочевидной истины, что все люди созданы равными и наделены их Творцом определёнными неотчуждаемыми правами, к числу которых относятся жизнь, свобода и стремление к счастью».

Слова эти вряд ли употребил бы модный французский просветитель, никогда не нуждавшийся, в отличие от просветителя американского, в апелляциях к христианскому Богу. И в этом суть дела: данные установки настолько глубоко проросли в национальную мифологию Соединённых Штатов, что едва ли о них можно говорить как об эксклюзивно консервативных и правых. В стародавние времена одним языком на американской земле начинали говорить пуританские вожди и поклонники революционной Франции. Во времена же нынешние даже Барак Обама – да, тот самый Барак Обама, у которого Трамп недоверчиво требовал свидетельство о рождении и которого справа обвиняли в намеренном развале то армии, то американских ценностей, то в шпионаже в пользу мирового исламистского подполья и коммунистического интернационала одновременно – из раза в раз вынужден был доказывать в своих позднейших публичных выступлениях, что верит в исключительность своей страны не меньше своих консервативных коллег, в начале своего срока допустив оплошность и посмев сказать, что верит в американскую исключительность так же, как грек верит в исключительность Греции, а британец – Британии. Надо заметить, впрочем, что Президент России не разглядел в речи Обамы дежурной внутриполитической «работы над ошибками» и посчитал его риторику излишне самонадеянной, напомнив американскому коллеге со страниц New York Times о том, что христиане должны считать всех людей равными, - а вот бывший соперник Обамы по президентским выборам Митт Ромни, напротив, посчитал его слова недостаточными и не слишком однозначными, из чего сделал вывод, что Обама попросту не знает, как Родину любить.

Как ни оценивай качество PR прошлого президента, тот факт, что, казалось бы, самый «левый» и «прогрессивный» глава государства за много лет (при этом даже не по мнению действительных «левых» и «прогрессистов», сколько по мнению противоположного фланга, особо опасливые представители которого два президентских срока с ужасом ожидали момента, когда медицинская реформа Obamacare развернётся чуть ли не в строительство ГУЛАГа) столько времени потратил на то, чтобы убедить сограждан в своей вере в исключительность США, свидетельствует, что не всё связанное с религиозными нарративами американской политики однозначно является маркером принадлежности к «Christian Right». Некоторые вещи, вроде апелляции к Создателю как к источнику человеческих прав и морального восприятия американского политического опыта или признания его исключительным, являются частью американской идентичности так давно, что без них не обойтись ни по одну сторону спектра. Хотя, конечно, нельзя не признать, что одна из сторон здесь всё же «равнее»: несмотря на то, что протестантизм – это в том числе и sola scriptura, думается, что для многих из фланга Christian Right американская Декларация независимости и Конституция вполне сойдут за Священное Предание, созданное людьми, так удачно названными «Отцами». Двое из Отцов, Джон Адамс и Томас Джефферсон, и вовсе умерли в один день, на пятидесятую годовщину принятия Декларации независимости, – с такими ошеломляющими совпадениями мистическое искушение становится слишком велико.

Несмотря на все сделанные многочисленные пояснения, развёрнутые уточнения, важные оговорки и обстоятельные дополнения, которые обезопасят нас от риска слишком упрощённого понимания предмета, вернемся к ранее анонсированному тезису. Можно вполне безопасно утверждать, что у словосочетания «религиозный консерватизм» (или «христианский консерватизм») в США, несмотря на его сложную природу и несмотря на, в целом, огромную роль, которую сыграла религия в американском государственном предприятии как таковом, есть вполне определённые и конкретные коннотации, которые могут помочь нам вычленить стоящий за словосочетанием «религиозный консерватизм» феномен, отделить его от всего остального и уложить в ряд достаточно простых, сжатых до размера лозунга положений.

Речь идёт не только о признании понятной всем политическим флангам и потенциально секуляризируемой «американской исключительности» (1), но и об особом тезисе об «иудео-христианском наследии» и «иудео-христианских ценностях», на которых, по мнению религиозных правых, изначально стояло американское общество. Кроме того, "пакет Christian Right" включает в себя индивидуализм (2), вытекающий из взгляда на человека как на одаренное свободой воли подобие Бога, моральный акцент на неприкосновенность частной собственности (3), основывающийся на религиозном понимании прав человека как таковых, вытекающим отсюда недоверием к государственным попыткам перераспределения (4), столь же, а то и более сильным недоверием к социальной инженерии и категории «общественного прогресса» (5), особенно в контексте предлагаемого слева изменения дефиниций семьи и пола, что зачастую видится как нападение на моральные устои и выхолащивание человеческой идентичности и так далее.

При этом стоит подчеркнуть, что особенно чувствительно Christian Right относятся даже не столько к попыткам "вашингтонских демократов" сформировать чуждые им категории идентичности, сколько к попыткам «либералов» (см. ниже) законодательно принудить их к одобрению чуждого им образа жизни посредством антидискриминационных законов и законодательства по hate speech. Чтобы понимать, о чём речь и что вызывает настороженность у американских религиозных консерваторов, достаточно вспомнить два недавних нашумевших примера: о том, как спор гей-пары и хозяина пекарни в Белфасте касательно того, имеет ли последний право отказаться принять заказ на торт радужных цветов, дошёл до суда и о том, как канадские законодатели обязали граждан обращаться к представителям ЛГБТ-сообществ по выбранному ими местоимению – и речь идёт не только о привычных he или she.

Итак, новый госсекретарь Трампа и его коллеги по Клубу изучения Библии, как можно уже смело утверждать после небольшого экскурса в историю, вполне подходят под определение «Christian Right», либо вполне правомочно могут ассоциироваться с этим движением, поскольку удовлетворяют двум важнейшим критериям: они занимают в американском смысле слова «правую» позицию по ряду социо-экономических вопросов и отождествляют себя с христианской религией. Однако взлёт «христианских правых» начался задолго до победы нью-йоркского миллиардера на президентских выборах, оставившей с носом львиную долю американских поллстеров. Как можно было убедиться уже по повествованию о судьбах «американской исключительности», всё куда серьёзнее: феномен «Christian Right», в том или ином виде, находится у самых истоков американского государства. Но «консерватизм», как известно, не всегда равен «застою» и «реакционности», и за два с половиной века американского политического эксперимента дискурс христианского политического консерватизма дал подтверждение этому тезису, претерпев существенные трансформации.

Так, далеко не всегда религиозный консерватизм ассоциировался с рыночным фундаментализмом имени Айн Рэнд: на заре американской истории отцы-основатели могли совсем иначе смотреть на налогообложение и на этику труда, в котором, вспоминая легендарную проповедь Джона Уинтропа, давшую нам знаменитую метафору «Града на холме», все должны быть «связаны воедино». Можно вспомнить и квакеров, религиозность которых, если судить по ранним пенсильванским законам, выливалась в гарантии выходных дней «по примеру первых христиан», регламентацию условий труда, гуманизацию тюремной системы – ко всему тому, что скорее напоминает современное социальное государство, чем клуб атлантов, расправивших плечи. Иными словами, американский религиозный консерватизм со всеми поворотами и сложностями его развития не понять по радиоэфиру условного Раша Лимбо или по телепроповеди условного Пэта Робертсона.

Кроме того, религиозный консерватизм проделал долгий путь в контексте своей инклюзивности. К примеру, большинство членов Клуба изучения Библии и команды Трампа являются, конечно, протестантами (более того, в некоторых случаях протестантизм оказывался волевым выбором - вице-президент Майк Пенс, ныне протестант, некогда был католиком). Однако на «Trump Train» нашлось место не только WASP-ам - так, один из главных архитекторов президентства Трампа Стив Бэннон, ныне опальный и более не вхожий в высокие кабинеты, является католиком, и соседство католиков Стива Бэннона и Пэта Бьюкенена с протестантами Тедом Крузом и Майком Хакаби смотрится настолько естественно, что не совсем понятно, в чём мог быть подвох. Но ещё в начале 60-ых одним из главных внутриполитических вызовов для тогдашних Christian Right была перспектива "президента-ирландца на поводке у Ватикана", а если отмотать ещё на несколько десятилетий назад, то можно и вовсе вспомнить плакат, где люди в белых балахонах воодушевлённо изгоняют из страны святого Патрика. Воды с тех пор утекло настолько много, что для сегодняшних религиозных консерваторов, как, впрочем, и для консерваторов вообще, общим местом постепенно становится между делом замечать, что Ку-клукс-клан был военным крылом именно Демократической партии, и если кто-то и судит в сегодняшних США кого-то по цвету кожи и расе – так это левые со своими бесконечными играми в «identity politics» и «affirmative action».

Таким образом, и без того большая протестантская «палатка» становится ещё больше - причём не только за счёт католиков, но и за счёт представителей другой исторической религии, достраивающей умозрительный континуум «иудео-христианского наследия» – то есть, собственно, иудаизма. Воздержавшись от подробного анализа деятельности иудейских консерваторов в рядах движения религиозных правых или жизни еврейской диаспоры в США, на который ушло бы пара томов, ради показательного кейса заметим, что в ряду самых влиятельных публичных медийных интеллектуалов современного американского консерватизма числятся практикующие иудеи Бен Шапиро и Деннис Прэгер, чьи каналы имеют миллионы подписчиков и чьё влияние на тренды современного американского консерватизма выходит далеко за пределы сети. Столь радикальное расширение белой протестантской палатки – один из самых, как думается, удивительных итогов развития лагеря, некогда не просто напряженно встречавшего иудеев, а вообще стремившегося избегать таких встреч.

Несмотря на смену исторических декораций и главных героев, а также периодические внутренние споры, одна вещь в стане религиозных консерваторов всё же остаётся неизменной – наличие некоторого морального императива, который не даёт этой группе людей воспринимать политику в духе «максимизации выгоды экономическим человеком». В мире и в политике есть «хорошо» и есть «плохо» - и памятуя о том, что у движения религиозных правых протестантские корни, а протестантские богословы не одну сотню лет критиковали наследие католического христианства за его излишнюю метафоричность, аллегоричность и потусторонность, несложно предположить, что для американских Christian Right у этих «хорошо» и «плохо» зачастую есть достаточно конкретные и осязаемые вещи. «Реальные, как картошка», как сказал по похожему поводу в одной из своих книг Гилберт Кийт Честертон.

«Битва с силами зла», которые олицетворяла собой Хиллари Клинтон, была слишком важной, чтобы демонстрировать привередливость и размениваться на мелочи. На кону стояло слишком многое: ещё четыре года президентства демократа, и процесс будет не остановить – Америка станет… совсем как толерантная Европа (тут наши старые знакомые, российские консерватор и либерал, едва очнувшись от прошлого обморока, рискуют вновь потерять сознание). Ну, или, на худой конец, как уже похожая на неё Канада. К слову, упомянутый недавний скандал с законом о местоимениях для трансгендеров в последней наделал немало шуму далеко за пределами религиозных консервативных кругов: его критики, в числе которых набравший популярность на волне дискуссий канадский психолог и философ-прагматист Джордан Питерсон, замечают, что закон C-16 – первый закон о предписанной речи во всей истории английского общего права. Не самая лучшая характеристика - во всяком случае для тех людей, кто помнит предостережения Джорджа Оруэлла.

Толерантность кабинета Трюдо давно стала настоящим мемом мировой политики - премьер Канады неоднократно демонстрировал новые грани либеральной игры слов и однажды в полушутливой манере поправил речь женщины, говорившей о прогрессе для всего человечества («mankind»), предложив заменить слово на более инклюзивное авторское «peoplekind». Позднее Трюдо признал, что шутка совсем не была адресована широкому зрителю и вполне может вызвать понятное недоумение, но извиняться было уже поздно – терпение консерваторов дошло до точки кипения, причем как относительно либеральной канадской рок-звезды, так и относительно её американских поклонников, которые, как кажется правым, во имя некого peoplekind камня на камне не оставят от своей страны.

К точке кипения терпение консерваторов пришло не за один день - этому предшествовали годы мелких шажков, от курьезных эпизодов победившей хиппи-идиллии на государственном уровне до начавшихся ещё с Билла Клинтона реальных государственных решений, менявших знакомый консерваторам мир. Во внутренней политике ситуация накалилась настолько, что даже рождественские стаканы от Starbucks и Dunkin Donuts начали становиться ареной для культурных войн. Во внешней политике взору религиозных правых представала не более радостная картина: обещанное Хантингтоном «столкновение цивилизаций» снова напомнило подзабывшей 11 сентября и Саддама Америке о Ближнем Востоке - «люди, ненавидящие свободу» казнили американских журналистов, в то время как либеральный локомотив Трюдо из раза в раз повторял мантру «религия здесь ни при чём». И как бы Обама и Клинтон ни уверяли своих сограждан, что они читают Библию ежедневно и берут из неё моральные ориентиры, религиозные консерваторы остались непреклонны: ещё несколько лет политики от этих людей, и Град с холма сползёт прямиком в бездну.

И вдруг, когда, казалось бы, ничего не предвещало спасения, в предвыборную гонку практически из ниоткуда, ex machina, ворвался кандидат с сомнительным по части морали послужным списком, но твёрдо обещавший вернуть похищенное либеральными гринчами Рождество, вырвать страну из лап глобальных элит и показать «врагам свободы», с которыми так нежно нянчились демократы, где раки зимуют – точнее, «выбомбить из них всё дерьмо». На последних словах Christian Right неловко пощурились, но что цедить комаров, когда Трамп – единственный, кто не боится им всё это пообещать, пусть и не в самой евангельской манере? В конце концов, Библию читал не только Дэннис Прэгер - и надежда на нового царя Давида для американского Сиона захватила правые умы. Не могла не захватить.

Одних слов было бы, возможно, уже достаточно: учитывая логоцентричность христианства, граничащая с безрассудностью решимость Трампа говорить определенные вещи сделала его героем для многих адептов Christian Right. Но самым приятным сюрпризом для них оказалось то, что Трамп, кажется, не просто говорит, а действительно намерен исполнять свои обещания - и речь идёт не только об историческом «Merry Christmas» и не только о «Мать-Бомбе», сброшенной на позиции исламистов в Афганистане, но и о том, как Трамп расставляет акценты, кем Трамп себя окружает и что его окружение намерено делать.

Мы уже говорили о том, что религиозные политики не редкость для США, - однако нельзя не отметить, что на высочайшем уровне американской политики собраний наподобие Клуба изучения Библии не было почти сто лет. Его участники собирались и собираются не столько с целью напомнить себе о том, что «блаженны алчущие и жаждущие правды, ибо они насытятся», сколько с целью выработать по-протестантски конкретный взгляд на те политические проблемы, которые будут решаться посредством их собственных решений. Об этом можно судить по сайту Capitol Ministries, который регулярно обновляется и выставляет в широкий доступ свои материалы, не оставляющие сомнений в том, что в Белом Доме на Библию больше не смотрят глазами Обамы. Две самые показательные темы из числа последних – «Разбираясь с религией энвайронментализма» и «Библия о том, когда война оправдана». Интересно, что в день второй публикации, 8 мая, Трамп принял окончательное решение выйти из иранской ядерной сделки. Духовный наставник Клуба Ральф Дроллингер не уверен, что Трамп досконально (или вообще хоть как-то) читает написанное, но каким-то поразительным образом, утверждает Дроллингер, «он воплощает всё, что я написал».

Дальше – больше; на этом «духовная интуиция» Трампа не заканчивается. 44-й президент США не только играючи воплощает многое из того, чего ждут от него религиозные консерваторы, но и делает те вещи, о которых многие из них не могли даже мечтать. Так, решение о переносе посольства США в Израиль было принято достаточно давно: этот шаг был санкционирован Конгрессом ещё в 1995 году, однако, боясь потерять сильную переговорную позицию в качестве миротворца, Белый Дом не рискнул тогда воплотить это решение в силу. Не рискнул тогда, не рисковал и последующие двадцать лет. Ровно до тех пор, пока в Белый Дом не пришёл тесть Джареда Кушнера. Ближневосточная политика Трампа вообще оставляет впечатление невероятно семейного предприятия - настолько семейного, что иногда кажется, что речь идёт о каком-то ближневосточном монархе. Слёзы дочери после увиденных сцен химической атаки растапливают сердце президента, и он тут же даёт санкцию на ракетный удар по Сирии, - в то время как муж его дочери, не имеющий никакого внешнеполитического опыта, заведует его ближневосточными миротворческими инициативами. Он же выступает и на открытии нового посольства в Иерусалиме и в ходе выступления произносит следующее: «В прошлом году президент Трамп объявил миру, что Соединённые Штаты, наконец, признают правду: Иерусалим – столица Израиля. Он также объявил, что мы вскоре перенесём своё посольство из Тель-Авива в Иерусалим. И вот, спустя всего пять месяцев, мы стоим на этой земле. В то время, как президенты до него отступали от своего обещания перенести американское посольство, лишь вступив в должность, этот президент исполнил обещанное. Потому что когда президент Трамп обещает, он держит обещание». Собравшиеся хлопают, и тут в почти в ветхозаветной манере семейное становится большим, чем просто семейное. Потомок гонимых иудеев стоит на Земле своих дальних предков и объявляет о том, что отец его жены защитит израильскую землю. Новая и старая ветви вновь привиты к одной маслине, и маслина эта – в Доме Трамповом. Перед нами не просто ближневосточный монарх – перед нами Царь Израильский. Новый Давид строит Новый Иерусалим. Занавес закрывается.

Кому-то может показаться, что это записки из альтернативной реальности, где Александр Проханов в 90-ые уехал за океан, проникся американской идеей и теперь завораживает своих читателей триумфальными картинами светлого Tomorrow. Однако, если говорить уже без мишуры образных преувеличений, определённая доля электората Трампа видит происходящее в очень похожем ключе: признание Иерусалима столицей Израиля небольшой, но довольно активной частью Christian Right было воспринято не только как «наш ответ исламистскому Чемберлену», но и как сакральный жест, приближающий Землю к осуществлению библейских пророчеств.

С самых своих истоков Америка была домом для многих апокалиптических энтузиастов, мечтавших построить «Новый Сион» и «Царство Божие на Земле» и самым прямым образом понимавших пророчества о «Тысячелетнем царстве». Во многом, именно эти их взгляды и влияли на то, что эти люди пускались в путешествие за океан, где Папа не будет рассказывать им, где и какую метафору видеть и что можно или нельзя буквально строить. И несмотря на то, что милленаристского царства из США не получилось, эсхатологический заряд надолго сохранился в американской политике. Мало кто в России знает или вполне осознаёт, что долгое время через такие же линзы американские религиозные консерваторы смотрели и на наше государство - правда, в его советской форме. В своё время Рональд Рейган, помимо того, что стал автором знаменитого нарратива об «империи зла» (показательно, что рассказывал об империи зла Рейган не вашингтонским чиновникам, не военным в Пентагоне - а Национальной ассоциации евангелистов), заигрывал и с мыслью о том, что за апокалиптическими картинами Гога и Магога стоит не что иное, как атеистический Советский Союз. По крайней мере, как он утверждал, «библейские толкователи поколениями говорили о том, что Гог это Россия». И далее: «Есть ли ещё одна сильная страна к северу от Израиля? Нет. Но в этих пророчествах было не очень много смысла до Русской революции, пока Россия ещё была христианской страной. Теперь смысл есть, с тех пор как Россия стала коммунистической и атеистической, с тех пор как Россия начала бороться с Богом. Теперь она подходит под описание Гога просто идеально». Кто знает, что с этими пророчествами решили бы делать в консервативном Белом Доме, если бы президенту народа из Судного дня в голову вдруг не ударили Перестройка и Новое мышление.

Что же до Израиля, то многие годы пращуры нынешних Christian Right попросту не имели повода для рефлексии об израильских судьбах - евреи для них были просто рассеянным по миру народом, чьи предки сделали по большей части неверный выбор. Однако середина прошлого века взбудоражила религиозную мысль - израильское государство было восстановлено. В среде американских протестантских толкователей имеется крайне примечательное учение – учение о Восхищении Церкви (англ. The Rapture), согласно которому верующие будут взяты живыми с Земли и избегут мучений Последних дней. Однако этому событию должно предшествовать восстановление Израиля, причём в его первозданном величии, потому и родился один из самых парадоксальных альянсов на этом свете - протестантские фундаменталисты и религиозные сионисты в едином порыве ждут возвращения Эрец Исраэль. Вторых мало интересует, зачем первые снабжают их оружием и зачем они до последнего стоят с Израилем по одну сторону в ООН наперекор почти всему миру – в конце концов, снабжают и стоят же; первых же мало интересует то, что вторые не разделяют их взглядов на личность Христа и используют в качестве орудия Господа вашингтонских лоббистов. И их можно понять: в конце концов, какая будет разница, чьи слова или деньги заставили Белый Дом принять исторически правильное решение по палестинскому вопросу и с чего Трамп в далёком 2016-ом решил стать Киром и Давидом в одном обличье, когда все правильно верующие восторжествуют при Втором Пришествии.

Американские левые уже бьют тревогу: «Белым Домом заправляют фундаменталисты-фанатики», «Помпео собирается устроить Апокалипсис», «Президентство Трампа – религиозный культ»; скептики же замечают, что американская политика помнит и не такую игру на публику. Впрочем, что касается вопроса о том, стоит ли воспринимать за чистую монету чью-то религиозную риторику, можно вспомнить и слова всё того же Помпео, сказанные по другому поводу и о других людях: «Даже на секундочку не собираюсь вдаваться в разъяснения Корана – я бы даже не хотел вдаваться в разъяснения Библии, потому что я знаю, что есть исследователи обеих книг куда лучше меня. Но я могу вам сказать, что угроза Америке исходит от людей, которые глубоко верят в то, что ислам – это путь, свет и единственный ответ. И думая о том, в чём должна заключаться американская политика, как мы должны начать противостоять этому, мы должны признать, что эти ребята верят, что стереть христиан с лица Земли заставляет их религия. Они могут ошибаться, есть дебаты на тему того, что Коран в действительности говорит, и они, возможно, введены в заблуждение, и они совершенно точно меньшинство мусульман. Но эти ребята настроены серьёзно». Насколько серьёзно настроены ребята в Белом Доме и куда их этот настрой поведёт – покажет время, а пока остаётся констатировать: они могут ошибаться, они могут читать Библию не так, как Обама, может, даже не так, как люди из их же лагеря, но пока что они руководят самым могущественным государством мира, и это стоит иметь в виду.

В любом случае, если кто-то слишком впечатлился от перспективы того, что Трамп, кроме отелей и водки, скоро захочет дать своё имя еще и Апокалипсису, то можно такого человека попытаться утешить. Помпео, уже совершивший ряд важных действий на новом посту, пока не особо поспешил ускорять Судный День на переговорах с Ким Чен Ыном; гарантий, что однажды команда Трампа не узнает о своих увольнениях из Twitter, также не имеется. Да и, наконец, как бы избито эта фраза ни звучала, Америка – это страна со сдержками и противовесами, и можно не сомневаться, что вовремя сделавшие opposition research либералы едва ли спустят Трампу и его окружению что-либо из совершённого. А может, не спустят им это с рук даже и коллеги справа, не согласные с их тактикой, - ведь еретик, как известно, часто хуже иноверца.

Головной боли у американской оппозиции, очевидно, хоть отбавляй. Но что в таких условиях делать России? Как на всё это реагировать? Понятно, что нашим старым знакомцам, условным "российскому либералу" и "российскому консерватору", пожалуй, лучше отдохнуть в эфире "Эхо Москвы" и на страницах газеты "Завтра". Но что делать остальным? Стоит ли нам на всякий случай искать бункер - или, напротив, стоит начать радоваться? Второй вариант может показаться неожиданным, однако есть важное «но», делающее этот вариант не таким уж и странным.

Русско-американские отношения находятся в уникальной исторической ситуации. Если вынести за скобки санкции, дипломатические скандалы, сирийский кризис, в общем, большую часть мирской суеты, то мы увидим перед собой две сверхдержавы, переживающие консервативный поворот и уже по ряду вопросов имеющие сходные позиции, - о чём говорит хотя бы то, что российские и американские официальные лица даже на грани новой Холодной войны нарочито подчёркивают «совместную работу по противодействию общим террористическим угрозам». Не может ли выйти так, что американская Зита и российская Гита при определённых обстоятельствах внезапно могут узнать друг в друге разлучённых в детстве сестёр и обняться перед лицом угроз, предсказанных пророком Хантингтоном на скрижалях «Столкновения цивилизаций»? Самое интересное, что определённое количество правых американцев, вопреки превратностям современной политической конъюнктуры, уже сейчас отвечает на вопрос положительно. Тональность здесь, правда, существенно варьируется: от восторженного «Россия на верной стороне истории» Пэта Бьюкенена до «Крым отделился. И какая разница?» Рона Пола, но сам факт поразителен безотносительно разброса.

Возможность такого расклада видят и слева – судя по продолжительности мыльной оперы «How Russia hacked our elections», видят даже слишком хорошо. Одни опасаются, что идея Бэннона о «христианском консервативном интернационале» имени Трампа и Путина уже успела пустить корни в Белом Доме; другие боятся, что под очарование православной России подпал уже даже Помпео, внезапно растерявший на русском вопросе все свои ястребиные крылья. Забавно, что и российские "либералы" едва ли боятся чего-то другого: меньше всего их борьбе поможет дополнительная легитимация действующего российского президента на Западе, тем более в стране, которая традиционно мыслилась как мировая заступница оппозиционеров. Если продолжить описывать «безумный сон, вызванный видением американской Зиты и русской Гиты, за секунду до пробуждения», то почему бы не предположить, что следующим логичным шагом этой science fiction схемы будет то, что и либералы по обе стороны океана могут внезапно осознать, что «we're not so different after all»? Правда, даже формат science fiction (или alternative history, как угодно) не позволяет придумать развязку, где все со всеми в конечном итоге возьмутся за руки. Но сюжетный поворот, где из вертикального фронт превращается в горизонтальный, проходя уже не по Атлантике, а по обеим странам, рассекая их на половины и открывая половинам одних стран половины других, согласитесь, не самый скучный. Возможно, не самый оригинальный, но сделать из войны империалистической войну гражданскую уже давненько никто не предлагал.

Есть, впрочем, и другой сценарий. Он, пожалуй, более грустный, предполагает меньше фантастических сюжетных допущений и уже имеет определённую опору на реальность, о чём свидетельствует последний абзац обращения Путина к Обаме в New York Times, где разворачивается теологический спор о том, в чём заключается равенство всех перед Богом. Во всех сценариях братания есть одна проблема: частичное совпадение взглядов иногда может быть болезненнее, чем отсутствие общности как таковой. Надежда на то, что мы однажды проснёмся в «правом интернационале», в этом смысле может чем-то напоминать тот старый стэндап от Криса Рока, где жёны уходят веселиться и оставляют своих мужей говорить друг с другом, приговаривая: «Ну поговори с ним, он любит бейсбол, прямо как ты!». Но что если окажется, что мужья болеют за разные команды? Или по-разному смотрят на игру? И что если по той же логике «еретик хуже иноверца» российское руководство продолжит свои бесконечные попытки «усмирять зарвавшихся западных выскочек», а американское – «просвещать русских политических еретиков», и каждый останется с неугасающим чувством собственной правоты, подпитываемым недостаточной правотой заокеанского «почти единоверца»? Об этом жёны, кажется, не подумали. Хотя, может быть, и подумали, просто надежда умирает последней. Кто его знает.

Но в конечном итоге, как бы ни поменялись в будущем линии фронта, помнить всем по обе стороны нужно, пожалуй, одну вещь, по-своему описанную и у Бердяева в тексте «Национализм и мессианизм», и у Достоевского с его «Великим инквизитором», да и у апостола Павла. В своей религиозности, так часто уверенной в собственной правоте и бьющей себя в грудь, очень легко, не заметив, пролить безвинную кровь или второй раз распять реального Христа. Христа, который, по евангельскому тексту, наслушался немало о том, что предлагаемое учение – это прекраснодушный лепет, и серьёзные мужи так дела не делают. Наслушался - и, тем не менее, не послушался. Ни фарисеев, ни зилотов.

И вошёл в Иерусалим на осле, а не на колеснице.