Говоря о снижении неравенства, экономисты обычно приводят в качестве аргумента не только «
разворот векового тренда» середины 2000-х годов, «
когда после двух столетий почти непрерывного роста глобальное неравенство начало снижаться», но и рост доходов низших квантилей и децилей. Бедные же богатеют, «прилив поднимает все лодки»! «
Развивающиеся страны резко сократили отставание от развитых по ожидаемой продолжительности жизни, - пишет Капелюшников и сразу переходит к своим методологическим претензиям, -
есть все основания полагать, что за последние десятилетия глобальное неравенство в экономическом благосостоянии не только не увеличилось, но и заметно сократилось. У нас нет данных о глобальном неравенстве в пожизненных доходах или пожизненных расходах. Но если бы они существовали, то наверняка показали бы резкое сжатие масштабов общемирового экономического неравенства». Стоит отметить особую audacity of hope в исполнении члена-корреспондента РАН: данных у нас, конечно, нет, но если бы они были, они наверняка бы показали! К чему смотреть свежий
доклад World Inequality Lab, где указывается, что «
в последние десятилетия неравенство в доходах росло почти во всех странах, но разными темпами»; к чему упоминать британское
исследование, прогнозирующее, что к 2030 году 2/3 мирового благосостояния сосредоточится в руках того самого 1% населения планеты? Ведь есть главный научный инструмент – вера. Вера в то, что другие инструменты обязательно показали бы. В то, что просто нужно по-другому измерить. В то, что левые радикалы плетут заговор, используя в своих интересах общедоступную статистику.
«Чтобы убедиться в этом, достаточно перейти от показателей текущих доходов к показателям пожизненных доходов – то есть к тому, сколько зарабатывает человек за всю жизнь» В почти фанатичной вере Капелюшникова в пожизненные расчеты доходов и расходов самым примечательным обстоятельством является то, что другие экономисты, в т.ч. активно использующие соответствующие данные в собственных исследованиях, никогда не идеализировали такие расчеты и не рекламировали их как единственно верное средство для измерения неравенства. Более того, присмотревшись к lifetime-параметрам, можно заметить, что едва ли не единственный аргумент в пользу их использования для подобных целей
изначально заключается в том, что они представляют неравенство «сглаженным», то есть попросту меньшим. Оттого сторонники пожизненных расчетов и настаивают на переходе к ним, несмотря на отсутствие подобной статистики на том уровне и в том масштабе, которыми характеризуются аннуитетные данные: когда хочешь доказать, что все преувеличивают, велико искушение использовать в споре параметр, который всё преуменьшает.
Экономисты обращают внимание на то, что lifetime-перспектива, оперируя ещё более усредненными данными, чем среднеарифметические годовые расчеты, превращает доход человека в исключительно абстрактный показатель, оторванный от какой-либо конъюнктуры и реалий потребления, - в конце концов, единственным, кому человек мог бы предъявить значение своих пожизненных доходов, мог бы быть какой-то небесный бухгалтер, отвечающий за распределение верующих по раю, но в такую перспективу вряд ли захочет поверить даже самый истовый протестант. Кроме того, современные расчеты «пожизненного» неравенства нередко
основаны на теоретической симуляции «доходной биографии» человека, а не на реальных образцах последней, - что вполне естественно для усредненных данных, но вряд ли способствует валидности результатов, призванных дать «более корректную и информативную картину». Грубо говоря, людей справедливо смущают уже расчёты средней температуры по больнице, - что же говорить о показателе средней температуры за десятилетия работы медицинского учреждения.
Сегодня «пожизненные доходы» используются экономистами, в основном, в двух случаях – во-первых, как один из вариантов расчета различных страховых выплат (в случае травмы, увечья и прочих малоприятных инцидентов) и, во-вторых, для расчетов «человеческого капитала», величины сколь манящей,
столь и условной. Применять их для оценки неравенства свежо и интересно, но ни одно из представленных наречий не является синонимом для корректности и информативности. Такие дела.
«
Неравенство окажется гораздо ниже, если мерить его не по доходам, а по уровням потребления»
Еще одна совершенно честная попытка Капелюшникова занизить имеющийся уровень неравенства заключается в предложении перейти от распределения доходов к распределению расходов. «
Строго говоря, не вполне даже понятно, почему мы вообще должны обращать большое внимание на дисперсию такого промежуточного индикатора как текущие денежные доходы», - делится сокровенными сомнениями экономист, и есть в этом что-то из давно знакомой россиянам экономической риторики в стиле «идите в бизнес»: действительно, зачем обращать внимание на текущие доходы людей, когда можно обратить внимание на их стимулируемое кредитами потребление, потраченные накопления предыдущих периодов или «пожизненные» показатели? В июне 2018 года на каждого россиянина
приходилось 87 тысяч рублей кредитного долга – т.е.
почти три среднестатистических и
почти семь (!) модальных месячных доходов; у американцев и многих других
статистика не лучше. Но разве же это проблема, когда можно улучшить статистику неравенства за счет закредитованности! Если бы экономисты по всему миру знали, что коэффициент Джини лечится микрозаймами, то
Мухаммад Юнус, вероятно, получил бы
не только Нобелевскую премию мира, но и награду по экономике.
Кроме того, коллеги Капелюшникова отнюдь
не разделяют энтузиазма в отношении демпфирующих перспектив подсчёта расходов: во-первых, они
признают, что внутри возрастных групп (когорт) распределение расходов по-прежнему остается крайне неравномерным даже после действия национальных фискальных механизмов, во-вторых, подмечают, что именно государственное перераспределение объясняет сокращение уровня неравенства по сравнению с данными по доходам, а в-третьих, даже после фискального вмешательства возможности граждан к потреблению остаются
исключительно неравными (
extremely unequal). Например,
Орацио Аттанасио и
Луиджи Пистаферри, на которых Капелюшников если и ссылается, то как-то очень избирательно,
считают, что неравенство в потреблении не только резко выросло в последние десятилетия, но и практически не отличается от неравенства по доходам и накоплениям;
Энтони Аткинсон подкрепляет их выводы ссылками на другие источники. В свою очередь,
Марк Агияр и
Марк Билс указывают, что динамика неравенства в сфере потребления совпадает по колебаниям с неравенством доходов, и это легко заметить уже по тому, насколько ориентированная на роскошь структура потребления наиболее обеспеченных домохозяйств отличается от всех остальных.
Кроме всего прочего, в какой-то момент Капелюшников задается и другим вопросом: «
Почему неравенство в [какой-то отдельной стране] США должно быть для нас этически более значимо, чем общемировое неравенство»? Как
писал как-то
Игорь Губерман, «
прекрасна чистая наивность в том, кто еще не искушен», - но довольно странно слышать от профессионального экономиста недоумение, почему же неравенство в конкретных условиях должно быть более показательно, чем общемировые показатели, ещё и упорядоченные по «пожизненному» принципу. Впрочем, когда хочешь принести реальность в жертву количественному молоху, пойдешь и не на такое. Ростислав Капелюшников скрепя сердце признаёт, что "
существующее в России неравенство следовало бы скорее признать «недостаточным», чем «избыточным»" (потому что, по мнению экономиста, в стране не слишком велики межрегиональные различия), утверждает, что неравенство в мире снижается, несмотря на то, что сам ссылается на
Уолтера Шейдела,
подчеркивая, что «
источником сокращения неравенства всегда и везде выступали социальные катаклизмы», - и, в конце концов, утверждает, что усилия общества должны быть направлены «
не на борьбу с неравенством, а на обеспечение экономического процветания», как будто критики неравенства не говорят об экономическом процветании и как будто последнее совершенно не связано с прыжком через ту пропасть, которая сегодня разделяет богатых - и всех остальных.