Прошедшие в воскресенье немецкие федеральные выборы не произвели эффект разорвавшейся бомбы. Если уж прибегать к красочным военным метафорам, то для большинства отечественных комментаторов, склонных к экзальтированной подаче всего, что происходит за пределами российских пограничных столбов, новый созыв Бундестага стал скорее чем-то вроде мины, чьей детонации все ждали и не боялись об этом сказать. Все ждали триумфа правых, обещая им то 15, а то и все 20 процентов голосов; все ждали коллапса социал-демократов из СДПГ, которые, мол, должны рухнуть с коалиционного небосклона, и потащить с собой как левых, так и прочие «системные» силы. И несмотря на то, что ожидания гордых экспертов почти сбылись, ключевое слово здесь именно «почти», - как бы ни хотелось говорящим головам кричать «ура, мы ломим, гнётся Меркель», момент для этого не наступил. Да и вряд ли наступит.

Карточный домик

На первый взгляд, результаты выборов действительно резко меняют немецкий партийный ландшафт: на пару CDU-CSU (ХДС-ХСС) и SPD (СДПГ) потеряли почти 105 мест в Бундестаге, и подобрала их, в общем-то, именно правая AfD, «Альтернатива для Германии» (получившая 94 кресла). На этом фоне идут серьезные дискуссии о том, как Ангела Меркель будет выходить из сложившегося расклада и какую коалицию будет формировать для того, чтобы получить контроль над парламентом. Бойцы Мартина Шульца, социал-демократа, некогда председательствовавшего в Европарламенте, уже не кажутся достойными партнерами, да и не стремятся к союзу, - сегодня речь идет скорее о т.н. Ямайка-коалиции, куда войдут формально победившая на выборах ХДС-ХСС (246 депутатов), «желтые» свободные демократы из FDP (80 мандатов) и «зеленые» Bündnis 90/Die Grünen (67 мест). Несмотря на то, что такой союз может и не появиться, а в случае появления вряд ли будет устойчивым (ввиду серьезного расхождения участников по поводу социально-экономических вопросов, экологии и прочих тем), именно сложный, походящий на пасьянс партийный расклад сглаживает серьезно раздутый прессой эффект «поворота вправо».

Да, AfD действительно впервые прорвалась в Бундестаг, и сходу взяла в нем почти сотню мест, - казалось бы, это похоже на серьезные основания для переживаний. Тем не менее, свободные демократы, левые (Die Linke) и «зеленые» прибавили куда больше: вместе они собирают 216 мандатов, и это более чем вдвое превосходит позиции крайне правых. Более того, случившийся выход последних на парламентскую арену – своего рода нормализация немецкой политики: националистические силы представлены в парламентах Италии и Франции, Польши и Швеции, Нидерландов и Греции. Это угроза, с которой и до 24 сентября сталкивалась европейская политика; ничего нового немецкая электоральная луна, по сути, и не увидела.

Крах же системных партий – тоже не новость, и не только для континентальной политики в целом (уже лицезревший падение великих как на французском, так и на испанском примере), но и даже для Германии как таковой. Провал СДПГ, о котором сегодня не написал только ленивый, случился вообще-то давно, - в 2009 году под руководством нынешнего федерального президента Франка-Вальтера Штайнмайера социал-демократы потеряли более 11% голосов и целых 76 мест в парламенте; нынешнее поражение еле-еле дотягивает до половины от того пике. 311 мандатов ХДС-ХСС на предыдущих федеральных выборах также были показателем не типичным: на протяжении четырех циклов (1998, 2002, 2005, 2009) средним показателем союза было 240 мест – собственно, сегодня у них в распоряжении даже большее число мандатов (246). Довольно странно оценивать позиции бывшей «черно-красной коалиции» по их наиболее выдающимся достижениям – в этом случае в Бундестаге просто не хватит кресел (в 1990 году ХДС-ХСС делегировало в Бундестаг 319 человек, а СДПГ в 1998 получила 298 мест).

Если смотреть на различные созывы Бундестага с большой, почти орлиной (без намеков на США) высоты, легко заметить: в 1994 году на долю миноритарных партий приходилось 18,6% голосов избирателей, в 2005 – 26,6%, а в 2009 – 37,2%; иными словами, политический портрет Германии постоянно усложняется и становится все более пестрым. Бояться этой пестроты, безусловно, можно – но смысла в этом примерно столько же, сколько в старческих стенаниях по поводу смартфонов; мир меняется, и, вероятно, меняться необходимо вместе с ним. Более того, и ХДС-ХСС, и СДПГ неоднократно демонстрировали редкую для партий способность «держать удар» - что можно увидеть на представленной ниже диаграмме; они падали и поднимались, снова падали и снова вставали.

Бесспорно, Германия, а вслед за ней едва ли не все мировое сообщество, объято каким-то вечным страхом появления нового Адольфа Гитлера – однако страна прошла долгий путь от AdH до AfD, и ожидание неонацистов в ФРГ сегодня походит на какую-то устрашающую версию сказок о «короле под горой». Почтенным и, казалось бы, здравомыслящим людям грезится, будто где-то в глубинах Барлебер Зее спит сравнительно молодое чистое зло, готовое пробудиться при первой оказии. В середине XIX века, иными словами, по Европе странствовал призрак коммунизма; сегодня его сменил ужас перед неонацистским фантомом.

Гитлер-бэнд

В сложившемся на сегодня апокалиптическом консенсусе есть еще одна натяжка, выглядящая, мягко говоря, странно – речь о восприятии «Альтернативы для Германии» в качестве крайне правой партии, которая спит и видит Четвертый Рейх. Конечно, по части поднятия запретных тем с AfD мало кто способен потягаться; однако это обстоятельство не делает их импровизационным джаз-бэндом имени Адольфа Гитлера. «Мы за умеренные масштабы легальной миграции», - пишут «альтернативщики» в своей программе; «ага, шовинисты!», - кричит толпа. «Животные – наши братья меньшие, они не являются бездушными предметами», - указывает AfD; «ну да, Гитлер тоже был вегетарианцем!», - радостно отмечают критики долгожданное сходство с нацизмом.

Секрет же заключается в том, что AfD – вполне обыкновенная популистская партия, оседлавшая ровно того же конька, на которого делают ставку и французский «Национальный фронт», и шведская Sverigedemokraterna, и даже итальянская «Лига Севера». Опыт последней, к слову, показывает, что европейское общество, в принципе, вполне может справиться с любой «вспышкой справа»: в 1994 году итальянские правые занимали почти 120 мест в Палате депутатов, сегодня же фракция «Лиги» насчитывает всего 18 человек. Да и вообще, еще два десятилетия назад европейская политика выглядела совершенно иначе, чем сейчас: в Польше парламентским большинством владела AWS-Солидарность (провалившаяся уже в следующем цикле), в венгерском Национальном собрании заправляли социалисты (ныне совершенно маргинальные), а в Великобритании торжествовали лейбористы под руководством Тони Блэра. Оттого вдвойне непонятно, как у нынешних экспертов складывается представление о «потерянном рае», «утраченной стабильности» и прочих элементах беспорядка и хаоса, - через двадцать лет все партийные расклады вполне могут резко отличаться от нынешних реалий, и видеть в этом предвестие темных времен – откровенное дурновкусие.

Что представляет собой программа «Альтернативы»? Пару неолиберальных идей, немного евроскептицизма, щепотку исламофобии – рецептура «все хорошее против всего плохого» один-два раза действительно может неплохо сработать, пока не придет время собирать камни; тут у AfD, как и у других популистов, стремительно начнут появляться проблемы. Помнится, совсем недавно Европа пробовала на вкус популизм, правда, левый – речь о поразившей воображение многих победе греческой коалиции ΣΥΡΙΖΑ. Сколько тогда было ожиданий, сколько восторгов, а в итоге действия Алексиса Ципраса напоминали какое-то причудливое танго: проведя референдум по финансовой политике и получив ответ народа «нет, нам не нужны соглашения с Тройкой», греческое правительство все равно заключило эти соглашения, и даже на худших условиях, чем выносились на плебисцит. Можно, конечно, сколько угодно называть премьер-министра предателем, но такова грустная судьба популиста: претендуя на власть, ты много обещаешь, а после прихода вынужден бороться с собственными же обещаниями. Пример Дональда Трампа в этом отношении не только характерен, но и показателен: человек, называвший китайцев манипуляторами и обещавший сократить вмешательство Америки в других государств, по каждому из этих вопросов довольно быстро заявлял, что «полностью пересмотрел свою точку зрения».

Разделяй и властвуй

Еще одной примечательной страницей в истории AfD, разворачивающейся на глазах недоумевающих европейцев, является «русский след» в деятельности партии – который, вместе с тем, ни в коем случае не нужно трактовать как подтверждение полулегендарных сказаний о доблестных российских хакерах, переворачивающих с ног на голову результаты выборов. Нет, куда более интересным моментом является недюжинное внимание отечественных СМИ то к успехам Марин Ле Пен, то к торжеству Дональда Трампа, то к немецким правым.

Еще в 2015 году в Санкт-Петербурге состоялся Международный русский консервативный форум, гостями которого, правда, почему-то стали самые отъявленные нацисты всего европейского континента – от греческой «Золотой зари» до Австрийской партии свободы. С того времени политика избирательных внешних сношений изменилась довольно слабо: «Альтернатива для Германии» по какой-то таинственной причине считается пророссийской партией, хотя ни ее евроскептицизм, ни призывы к осторожному курсу в отношениях с США вряд ли могут считаться достаточным для того основанием. «Если крокодил съел твоего врага, это не значит, что он твой друг», - ради подтверждения этого правила достаточно обратиться к высказываниям лидеров AfD. Так, Александр Гауланд предельно конкретно описывал «русский вектор» партийной программы - Россия наш сосед, всегда лучше дружить с крупными игроками, но «путинской политики» не хочет никто:

Нет, мы не хотим путинской внутренней политики здесь, в Германии. Но во внешней политике нам нужны хорошие отношения с Россией. Люди называют нас "Путин-ферштеерами", потому что мы, мол, хотим похожих порядков в Германии. Но это неправда. Никто в АдГ не хочет "Путина" в Германии!

Проблема, однако, в том, что симпатии России к оппозиционным партиям имеют несколько иную природу, чем совпадение доктрин, программ и идей: некоторые отечественные деятели поддержали бы и крокодилов-каннибалов, если бы те критиковали существующие в Европе порядки. Люди, вечно разглагольствующие о том, что «сильная Россия никому не нужна», оказываются первыми проводниками ровно того же тезиса в отношении европейских партнеров: считается, что тем там хуже, тем выше наши шансы на успех в глобальном соревновании. Если внимательно посмотреть на высказывания немецкого истеблишмента по, так скажем, восточному вопросу, то легко заметить, что, к примеру, в начале 2017 года лидер ХСС Хорст Зеехофер не меньше Гауланда и всея AfD выступал за отмену санкций в отношении России; что лидеры СДПГ так же, как и активисты Die Linke, обсуждали поэтапное снятие санкций, поскольку «мир и безопасность Европы невозможны без России». Таким образом, в этой теме отличия между мейнстримом и новой оппозицией могут считаться почти вкусовыми: все придерживаются умеренной точки зрения, никто не намерен играть в Ким Чен Ына в отношении Москвы. Но поддерживать системных игроков – значит отказаться от принципа «разделяй и властвуй», а именно этот принцип временно лежит в основе «суверенной» отечественной позиции.

Кочки для диалога

Хотя результаты немецких выборов, несомненно, не стоит воспринимать как признак грядущего Рагнарёка, ровно такой же нелепостью было бы игнорирование их последствий. Внутренняя политика ФРГ в ближайшие годы станет менее устойчивой, а переговоры даже по вопросу санкционного режима превратятся в занятие почти саперское: даже если Ямайка-коалиция воплотится, она вполне может оказаться слишком хрупкой конструкцией. Нормализация Германии означает то, что она станет лучше понимать проблемы своих соседей, временно вовлеченных в орбиту ее экономической мощи; это, однако, совсем не гарантирует того, что на осознаваемые всеми глобальные вызовы будет быстро и споро найден достойный ответ. ФРГ была оплотом искусственной стабильности в центре Европы; теперь она может стать лидером глобальной трансформации европейского партнерства.

Проблема лишь в том, что может и не стать.