Вероятно, самым известным прецедентом, когда мирные договоренности не стоили ни бумаги, на которой они были написаны, ни времени, которое было на них потрачено, является Мюнхенское соглашение 1938 года, связанное с надеждами европейских политиков на «усмирение» немецкого нацизма удовлетворением требований Адольфа Гитлера и лидера Судето-немецкой партии Чехославакии Конрада Генлайна.

Последние настаивали на исключении Судетской области (населенной, в основном, этническими немцами) из состава Чехословакии и передаче её Германии – в соответствии, так сказать, с «правом наций на самоопределение». Несмотря на то, что Чехословакия имела прочные дипломатические отношения со своими соседями, а с Францией и СССР заключала даже договоры о взаимопомощи (в 1924 и 1935 гг. соответственно), ее суверенитет был напрямую нарушен английскими и французскими дипломатами: уже 19 сентября власти двух стран, обеспокоенные перспективой новой большой войны с усилившейся Германией, фактически выдвинули Чехословакии ультиматум с «предложением» передать Гитлеру Судетскую область. Попытки СССР помешать аннексии (21 сентября по инициативе СССР помощь Чехословакии обсуждалась в Лиге Наций, а войска Киевского и Белорусского военных округов были приведены в боевую готовность) встретили сопротивление не только великих держав, но также Польши и Румынии (за что, в частности, румынский король Кароль II получил благодарность Франции за «ценный вклад в мирную акцию великих держав»). Фактически, Чехословакию предали почти все бывшие союзники, - а те, кто не сделал этого, оказался связан по рукам и ногам все тем же «Мюнхенским сговором» 29 сентября 1938, за которым последовали англо-германская декларация о консультациях и ненападении (30 сентября) и франко-германская декларация «о мирных и добрососедских отношениях» (6 декабря). К чему это привело, напоминать, пожалуй, не стоит – ни одно обещание британского премьера Невилла Чемберлена, утверждавшего, что из Мюнхена он «привез мир целому поколению», мягко говоря, не сбылось.