В современной российской политике есть удивительный стереотип, разделяемый как обывателями, так и, например, чиновниками. Его можно назвать «синдромом рыбака». Как учили нас Андрей Макаревич и его «Машина времени», «Сталин всюду видит измену, // Ленин видит пленум ЦК, // Трагик видит новую сцену // И только рыбак – рыбака»; примерно так же многие наши соотечественники считают, что раз у нас есть манипуляции, сговоры и кумовство, то и в других странах наблюдается все то же самое, просто прикрытое «ширмой демократии». Убеждение это настолько сильное, что спор с его адептами мигом превращается в какую-то «специальную олимпиаду»: в ее зачет идут многократные упоминания Бильдербергского клуба и масонов, Бушей, Рокфеллеров и Клинтонов, а в качестве вишенки выступает, конечно, Мария дель Росарио Каэтана Альфонса Виктория Евгения Франциска Фитц-Джеймс-Стюарт-и-Сильва. Словом, «синдром рыбака» намекает, что политика повсюду – грязное, мерзкое и гиблое дело, просто на загнивающем Западе устраивают шоу и притворяются, а мы ввиду особой духовности актерствовать не привыкли, и потому наша демократия постоянно нуждается в каких-то специальных прилагательных.

Одним из аргументов в пользу такого стереотипа и стала новость о переизбрании Ангелы Меркель федеральным канцлером Германии: для нее это уже четвертый срок во главе немецкого государства, и для особо патриотичных россиян это стало знаком коварного сговора тевтонских элит, манипулирующих интересами простых гамбургских рабочих. Нам хотелось бы представить несколько обстоятельств, оспаривающих такие гипотезы и подсказывающих, что нельзя последовательно заблуждаться, даже если очень обидно за державу.

Продление полномочий Ангелы Меркель обеспечили голоса трех политических партий, формирующих устойчивое большинство в новом составе Бундестага. Социал-демократическая партия Германии (СДПГ) и коалиция Христианско-демократического союза и Христианско-социального союза (ХДС-ХСС) вместе занимают 399 кресла в парламенте, и эта цифра производит впечатление - пока не вспоминаешь, что всего в Бундестаге заседает 709 депутатов. Выходит, что «большинство Меркель» размером в 56,2% слабо напоминает даже доминирование «Единой России» в российском парламенте, не говоря уж о победах авторитарных лидеров на статистикой и здравым смыслом: так, «Нур Отан», правящая партия Казахстана, никогда не занимала менее 84% мест в Мажилисе, Народно-демократическая партия Таджикистана за последние три цикла не спускалась ниже планки в 77% депутатов, а туркменские «демократы» до выборов 2013 года и вовсе занимали все парламентские кресла. Искренние, должно быть, были люди – никаких тебе ширм, просто высокодуховная монополия на власть.

В Германии же тем временем усиливается оппозиция: если в 1994 году на долю миноритарных партий приходилось 18,6% голосов избирателей, то через 15 лет она удвоилась (37,2%), а по итогам последних выборов 2017 года и вовсе составила 41,4%. При этом в ФРГ можно найти и левых (Die Linke), и правых (AfD), равно как и региональные партии наподобие баварского ХСС (в России, к примеру, региональные партии попросту отсутствуют – партии могут быть только общероссийскими). Ни в одном немецком ландтаге (региональном парламенте) нет менее 4 партийных фракций – в России же «Единая Россия» не просто доминирует во всех без исключения региональных собраниях, но и в трех случаях делит парламентские кресла только с одним конкурентом. Индекс эффективного числа партий (ЭЧП), традиционно рассчитываемый для оценки электоральной фрагментации и конкуренции, в случае с Бундестагом 2013 года составил 3,5 – для сравнения, применительно к Государственной Думе РФ седьмого созыва он составляет 2,99. В случае с некоторыми выборами в российских регионах индекс ЭЧП и вовсе равен 1 – это значит, что доминирующая партия конкурирует только с самой собой.

Кроме того, нельзя не отметить разницы в организации выборов: избирательные комиссии в Германии не формируются на горячо любимой постсоветским пространством добровольно-обязательной основе, а нарушения законодательства преследуются куда жестче, чем, допустим, в России. В конце 1990-х гг. Германию потряс скандал, связанный с нелегальными пожертвованиями ХДС, - Schwarzgeldaffäre; он нанес мощнейший удар по репутации целого ряда немецких политиков, включая Хольгера Пфайса, Вальтера Кипа, Вольфганга Шойбле и даже легендарного Гельмута Коля, а замешанный в скандале бизнесмен Карлхайнц Шрайбер вынужден был бежать из страны. В нашем же отечестве вопросы финансирования политиков и партий вообще мало обсуждаются публично, а степень строгости наказания за нарушения на выборах лучше всего иллюстрирует интересная статистическая деталь: в 2013 году по итогам 150 соответствующих заявлений КПРФ в прокуратуру было принято 4 (!) постановления о привлечении сотрудников комиссий к ответственности. Блестящий демократический КПД.

С тех пор, как в начале века по итогам союза непримиримых врагов из «Единства» и «ОВР» была создана «Единая Россия», россиянам, по сути, было предложено отказаться от идеи коалиций и объединений – только крупные партии, только хардкор. Особенность же немецкой ситуации заключается в том, что три из четырех «сроков» Ангелы Меркель представляют собой время т.н. «большой коалиции» в немецкой политике, когда соперники из ХДС/ХСС и СДПГ заключали тактические соглашения, захватывая абсолютное большинство мест в Бундестаге. На пике могущества (выборы 2013 года) «большая», или красно-черная (по цветам партий) коалиция занимала 503 парламентских кресла, но за эту власть приходилось расплачиваться: правительство, сформированное Меркель, никогда не было однородным и тем более однопартийным.

Так, в первом правительстве Ангелы Меркель (2005-2009) большинство мест имели вовсе не представители возглавляемого ей ХДС: даже с учетом союзников из ХСС христианские демократы уступали по числу постов младшим партнерам из СДПГ.

Во втором правительстве (2009-2013) «большая коалиция» не образовалась единственный раз за время правления Меркель – место младшего партнера ХДС/ХСС заняли «Свободные демократы», для которых эта сделка обернулась тотальной катастрофой: по итогам следующих выборов они, набрав в три раза меньше голосов, просто не попали в Бундестаг. Тем не менее, даже в «слабой позиции» партия Гидо Вестервелле получили 6 правительственных постов – неплохой результат для того, кто с большим отставанием от лидеров занял на выборах третье место.

Третье правительство Меркель, вернувшееся к "красно-черной" конфигурации, подчеркивает главное отличие немецкой коалиционности от других систем, чьи поклонники указывают на то, что бундесфрау задержалась в должности, - в Германии необходимым считается диалог между крупнейшими партиями, учитывающий не просто их влияние, но и принципиальную позицию по определенным вопросам. В правительстве Merkel III представители ХДС и СДПГ получили по 7 постов – при том, что социал-демократы получили почти вполовину меньше голосов, чем традиционный союз ХДС/ХСС.

То же самое можно отнести и к четвертому правительству Меркель, сформированному лишь спустя полгода после выборов в Бундестаг: в нем полностью сохранилась пропорция распределения должностей, хотя, конечно, состав кабинета все-таки изменился.

Представить, что в России будет сформировано многопартийное правительство, сегодня достаточно сложно: федеральные министры либо давно записались в «Единую Россию», либо сохраняют трепетный статус «беспартийных», что, впрочем, не мешает им принимать участие в партийных мероприятиях. О коалициях, переговорах, диалоге и взаимной критике тут речь не идет – зато на последних думских выборах участники заключили «пакт», позволивший провести в парламент «нужных людей». Более того, никто этого пакта не стеснялся.

Можно долго спорить о том, хороша ли или плоха преемственность власти, но нелепо игнорировать в этом обсуждении другие, не менее важные факторы. Один из таких – прозрачность и подотчетность власти, ее открытость общественному контролю и общественному же мнению; именно она формирует огромную дистанцию между доминирующей партией в Японии и, допустим, в КНДР.

Дистанция это описывается очень простыми вопросами. Увольняли ли в вашей стране министра, обвиненного в плагиате? В Германии это случилось с Карлом-Теодором цу Гуттенбергом – в 2011 году он под давлением оппозиции и прессы лишился должности министра обороны (!) из-за некорректного оформления цитат в кандидатской диссертации; через два года случай повторился с министром образования Аннетте Шаван. Оставляли ли члены вашего правительства свои посты из-за скандала, связанного с действиями союзников за десятки тысяч километров от вашей территории? Именно из-за этого в 2009 году правительство Меркель покинул Франц Йозеф Юнг. Может быть, в российском правительстве увольняли кого-то за «разглашение служебной тайны», профессиональные проколы или, как в Шотландии, за пробки на дорогах? Увы, даже в отечественных реалиях, далеко не самых "закрытых" на планете, такие вопросы проходят скорее по разряду риторических. Адам Пшеворски, помнится, говорил, что демократия – это система, при которой власть может проиграть выборы; приведенные инциденты показывают, что отличие демократии еще и в том, что люди покидают власть не только вперед ногами, но и потому, что с чем-то не справились. У нас же смета строительства крупного стадиона может вырасти с 6,7 млрд. до 43 млрд. рублей, национальную сборную могут отстранить от Олимпийских игр, а планы перевооружения армии могут просто не выполняться - но ради "стабильности", "порядка" и преемственности это не обернется ни судами, ни увольнениями.

Страдающее "синдромом рыбака" общество может вполне искренне не любить демократию и парламентаризм, будучи убежденным в том, что все эти коалиции, прения и переговоры - лишние траты времени, сил и средств государственного бюджета, прикрывающая циничные элитарные игры. Привлекательность авторитаризма на этом фоне - штука нехитрая, ибо он как раз ассоциируется (во многом безосновательно) с оперативностью, модернизацией и едва ли не отеческой заботой, минующей интриги и "говорильню".

Однако в отстаивании столь флагеллантских ценностей важно не забывать, что куда чаще достоинств люди сталкиваются с родовыми дефектами авторитаризма и кумовства: преследованием инакомыслия, неэффективностью и безудержным волюнтаризмом, оборачивающимся мегаломанией и бессмысленными авантюрами. Не замечать их, руководствуясь принципом "политика - грязное дело, и форма не имеет значения", - намеренное ослепление самого себя в попытке защитить то, что, может быть, не заслуживает защиты.